Мнение на статью: Владимир Мау рассказал о новой российской элите

Молодая российская элита, как выяснили социологи, противоречива: любит и западный образ жизни, и советский режим. К какому будущему она поведет нас завтра, если ценностный конфликт очевиден уже сейчас, рассказал журналу «Огонёк» Владимир Мау, ректор РАНХиГС — вуза, воспитывающего управленческую элиту страны.

— На прошедшем Летнем кампусе РАНХиГС в Татарстане вы собрали 250 талантливых студентов со всей России, дав им задание: за неделю придумать проект «университета 2040 г.». С ребятами работали профессиональные тьюторы, но видение будущего у каждой студенческой команды сильно отличалось от другой. Разброд и шатание в умах?

Я прекрасно понимаю: легче прогнозировать, что будет, скажем, через 100 лет, чем уметь видеть на десятилетие—два вперёд, то есть оценивать перспективы собственной жизни. Об образовании непросто говорить ещё и потому, что это очень конфликтная среда: всегда будет сохраняться напряжение между профессорами, которые учились давно и привержены старому, и студентами, которые ждут перемен.

И как бы то ни было, сегодня мы должны признать: университет индустриальной эпохи, XIX—XX вв., изжил себя, он отходит в прошлое. Это не уникальная, но достаточно редкая ситуация. Ведь и университет индустриальной эпохи существенно отличался от университета доиндустриального. Грядет революция в образовании, сродни той, что уничтожила классический средневековый университет при монастыре. Странно не замечать этого. Поэтому организаторы Кампуса предложили его участникам-студентам задуматься над тем, как меняется мир. Попытки реформировать образование, придумать новые стандарты, оценки, методы — своего рода реакция на эту революцию.

— Вы говорите о технологических новациях в образовании, о том, что больше не нужно посещать лекции, чтобы учиться у профессионалов?

Технологические новации сильнее бросаются в глаза, но сами по себе они не столь существенны. Когда меня спрашивают, может ли со временем машина заменить профессора, я отвечаю, что это зависит исключительно от самого профессора. Меняется роль образования в обществе — и вот это существенно. Смотрите, средневековый университет ставил своей целью защиту правды, истинного учения от посягательств невежд и еретиков. Таково было его социальное значение.

Университет XIX в., созданный по модели Гумбольдта, приобрёл другую роль: он прежде всего открывал и преподавал людям некие закономерности в природе и мире, которые общество могло использовать в своих интересах. А роль университета будущего, как мне кажется, будет снова прежде всего гуманитарной — создание новых ценностей, их распространение. Прошу не противопоставлять сказанное естественно-техническим наукам, их роль критически важна, но и они будут приобретать все более гуманитарный характер, в смысле ориентации их на человека.

— Это несколько странно: мне кажется, как раз в ХХ в. недостатка идеологического воспитания не было. В том числе и в части распространения «новых ценностей» с помощью университетов.

Путаете: те «ценности», о которых вы говорите, в университетах не создавались — их туда «спускали». А цель образования в том же СССР была как раз очень утилитарная: выпустить побольше специалистов, чтобы «дать больше чугуна и стали на душу населения стране». Но теперь эта схема не работает. Сегодняшний мир в чем-то важном становится похож на доиндустриальный. Прежде всего уходят очевидные отраслевые приоритеты. Если кто-то считает, что сельским хозяйством занимаются неразвитые страны, а в космос летают только развитые, то он очень отстал от жизни.

Идёт стирание границ между секторами: у вас может быть суперпередовая нефтянка со спутниковыми технологиями, а может быть добыча традиционная, низкоэффективная, и хотя в обоих случаях вы назоветесь сырьевой страной, уровень развития окажется очень разным. Если бросить все силы государства на рывок в какой-то отрасли, уже ничего не выиграешь, поскольку приоритеты меняются очень быстро, тогда как реальный выигрыш можно получить в любой сфере, если туда придут талантливые люди. Определить приоритетные сектора экономики, как бы мы ни старались, сегодня практически невозможно: пока бюрократическая машина примет решение, мир уйдёт далеко вперёд. Реальным приоритетом для государства остаются только человек (все остальное, по большому счету, может сделать бизнес) и воспитание людей с собственными ценностями, которые способны преобразить любой сектор экономики. А для этого должен состояться перезапуск образования вообще и высшего профессионального образования в особенности.

— Если бы мы жили с вами в доиндустриальной эпохе, было бы понятно, о каких ценностях идёт речь: наука при монастырях существовала в рамках христианской картины мира. Но каким ценностям может учить университет сейчас? А тем более: как он может создавать ценности на пустом месте?

Мне кажется, что ценности — это всё-таки внутреннее состояние, отношение с самим собой и с обществом. В этом смысле нельзя понимать их прямолинейно: будто можно ту же идею свободы транслировать без искажений в головы подрастающего поколения. Транслировать ничего нельзя, бесполезно, получается не человек с ценностями, а человек с заштампованным мышлением. А доиндустриальный опыт университета на самом деле очень разнообразен. Тогда типичным был индивидуальный подход к студенту, индивидуальная траектория его развития: профессора взаимодействуют со студентами, они гуляют со студентами, делятся наблюдениями и мыслями.

Или возьмём то же обучение ремеслу: не было массовых лекций, подмастерье учился определённому видению предмета и своего дела у мастера. Лучшие образовательные школы современности развиваются по этим принципам — индивидуализации, близкого контакта профессора и студента, свободного выбора учеником траектории своего обучения. Именно это востребовано сейчас и будет востребовано ещё более в образовании будущего. Но здесь очень многое зависит от университетской среды. Реальная наука существует тогда, когда есть некоторое количество людей, которые могут позволить себе заниматься тем, что им интересно, не отчитываясь ни перед кем, кроме своей научной совести. Понимаю, что таких людей немного и слова мои идеалистичны. Понимаю, что ни один финансист и почти ни один администратор не согласится с такой концепцией. Однако именно наличие таких людей жизненно важно для современной науки и для университета будущего.

— К ценностям подрастающей российской элиты у социологов сегодня много вопросов: они размыты, противоречивы… Почему её не получается правильно «образовать»?

Вы хотите сказать, что сейчас большая неразбериха, чем была раньше? Я отношусь к тем, кто считает, что есть мир с ценностями, а есть мир без ценностей. Разве Советский Союз жил на основе каких-то ценностей? Что, для него всерьёз был важен пролетарский интернационал? Нет, конечно. Мы очень долго жили на общих фразах, поэтому все нынешние кризисные явления кажутся продолжением предыдущих. Заблуждения наших элит тоже советского толка. Я лет десять назад предсказывал, что следующее поколение управленцев в России будет социалистическим — так и вышло. Столкнувшись с кризисом капитализма, эти люди поверили, что социализм-то был хорошим, просто их предки не смогли его правильно обустроить, поскольку были глупы и необразованны. А вот мы с нашими степенями МВА сейчас всё сделаем правильно.

Поскольку этих людей учили менеджменту, а не философии и истории, они не видят ряда фундаментальных проблем, которые не позволяют социализму функционировать эффективно. Им снова кажется (будто и не было советского эксперимента), что неэффективен капитализм, что конкуренция размывает ресурсы, которые хорошо бы всегда контролировать из центра. В чём основная проблема социалистической экономики в ее развитой форме? В этой системе нет носителей стратегических, долгосрочных интересов, хотя все клянутся перспективными планами и молятся на них. Все заинтересованы получить текущий доход, выполнить показатели и не думать о долгосрочных целях и ценностях, потому что за них никто не отвечает.

Более 50 лет назад было доказано, что оценка за план — путь в тупик, поскольку ориентирует не на решение реальных проблем, а на выполнение показателя. Сейчас это вновь приходится объяснять. Вот простой пример из современной практики, связанный с установлением административным путём показателей результативности бюджетных расходов (фактически аналог планового показателя). Скажем, периодически предлагается оценивать эффективность скорой помощи по времени, за которое она доезжает по вызову. Конечно, это важный вопрос. Однако тот, кому вы спускаете показатели, всегда лучше знает, как их перевыполнить, ничего не изменив. За столько-то минут? Отлично: скорая к вам приедет, но там же не сказано, квалифицированный ли врач в ней находился и выжил ли в результате его лечения пациент. Если вы строите систему показателей, вы обрекаете себя на игры с этими показателями. И это тоже про царство общих фраз, а не ценностей.

— Можно воспитать поколение, иммунное к общим фразам?

У Татьяны Заславской, выдающегося социолога, в 1980-е гг. спросили: много ли из того, что она рекомендует, реализуется? Она сказала, что процентов 70, но не менее чем через 20 лет. Я считаю, например, что Михаил Горбачев стал живой реализацией идей ХХ съезда, затеплившейся веры в гуманный социализм. Как видим, ХХ съезд не сразу нашел вдохновленных последователей в высшей элите, для всего этого нужно время, такое же время нужно будет и новому университету. В нашем вузе, например, четвёртый год существует многопрофильный бакалавриат — направление Liberal Arts, идея которого — дать студенту свободу в выборе своего будущего: он может одну специальность «подгружать» другой, хотя бы это были математика и фольклористика.

Пока, конечно, свобода не так широка, но идея развивается. К сожалению, социально-гуманитарный цикл в современной России сильно дискредитирован, сейчас очень важно предлагать новые формы, новые продукты, которые качественно отличались бы от традиционных. Всякий культурный человек должен разбираться, по крайней мере, в четырех предметах: математике, истории, литературе и иностранных языках — здесь без мультидисциплинарности, без нового университета невозможно ничего сделать. Математика даёт ключ ко многим направлениям научного знания, языки обеспечивают свободу общения и понимание другого, литература формирует культурный фон, а история — это опыт, пропущенный через поколения. История, понимаемая не как узкопрофильный предмет, а именно как опыт поколений, могла бы очень помочь воссозданию целостного и ценностного взгляда на мир.

Известно, что роман Сэлинджера «Над пропастью во ржи» каждое новое поколение должно переводить заново, потому что меняется молодёжный жаргон. Так вот история похожа на этот роман: её тоже нужно переводить, с учётом опыта и языка нового поколения. И не на язык ХХ в., а на язык современного университета, ориентированного на ценности свободы и личного творчества. Это было бы первым и очень полезным шагом в основании будущего — понять наше прошлое.

Источник:

http://karelinform.ru/article/society/52226/vladimir_mau_rasskazal_o_novoy_rossiyskoy_elite

Наш комментарий:

Если вы не измените направление движения — вы рискуете оказаться там, куда движетесь

(китайская народная мудрость)

Российская академия народного хозяйства и государственной службы является одним из основным государственных ВУЗов по подготовке управленческих кадров. В городе Петрозаводск находится филиал данной академии. Интервью с ректором академии Владимиром Мау, позволяет понять как обстоят дела с образованием управленческих кадров и куда оно держит путь.

Владимир Мау отмечает, что грядёт революция в образовании, однако внятно не может пояснить — в чём именно заключается суть данной революции и почему она происходит?

Мы считаем, что человек является двухканальной системой передачи информации. Это означает, что информация передаётся от человека к человеку двумя путями: через генетику (от поколения к поколению) и через культуру (литературу, музыку, живопись и т.д.).

Поскольку культура (объём всей внегенетической информации) в прошлые века изменялась очень медленно, то множество поколений людей успевало смениться за то время, пока господствовали одни и те же технологии. От образования не требовалось давать человеку большое количество знаний и полученного объёма хватало на всю оставшуюся жизнь.

К нашим временам ситуация стала меняться, частота обновления технологий расти, количество информации увеличиваться. Теперь мы имеем принципиально иную картину, за жизнь одного человека происходят колоссальные изменения, меняется несколько поколений технологий.

Таким образом от сегодняшнего выпускника ВУЗа требуется умение самообразовываться, а не знание некоей суммы фактов. Именно владение навыками самообразования позволяет ему ориентироваться в океане информации.

По мнению Владимира Мау будущий университет — создатель новых ценностей. К сожалению он не говорит о каких ценностях идёт речь: созидательных или разрушительных? Общечеловеческие ценности (любовь, справедливость и другие) существовали задолго до нас, способен ли университет создать принципиально новые ценности? Мы полагаем, что — нет.

Ценности прививаются человеку всей окружающей культурой с самого детства — в семье, детском саду, школе. К университету человек подходит уже со сложившимся мировоззрением и миропониманием. Попытка университета выработать и привить человеку новые ценности выглядит нелепой, так как он работает уже с готовым продуктом.

Задача университета — показать человеку, как его приверженность тем или иным ценностям отражается в практике реального хозяйствования, помочь ему в том случае, если на предыдущих этапах были допущены ошибки, выбрать созидательный путь. Именно о том что управленец должен быть в первую очередь созидателем, Мау умалчивает. Как уже было сказано ранее, университет должен помочь человеку ориентироваться в этом мире, научить методологии познания окружающей действительности.

Владимир Мау говорит о том, что образование должно быть ориентировано на человека. Но опять же не даёт ответа на вопрос — а кто такой человек? Без понимания того, что человек — это индивид всегда и везде поступающий по совести, не будет и ответа на вопрос — кто такой управленец?

Сам русский язык подсказывает нам ответ на этот вопрос. УправОление — древнерусское слово, из которого выпала буква «о». В этом слове два корня «пра» и «вол», таким образом, управленец — это человек с праведной волей.

Неопределённость в ответе на данный вопрос приводит к сумбуру, который преподается слушателям РАНХиГС, а как следствие — будущие управленцы не могут управлять, потому что либо их действия разрушительны, либо они не владеют знаниями об управлениями.

К тому же Мау предлагает государству ограничиться воспитанием человека, а «всё остальное, по большому счёту, может сделать бизнес», тем самым предлагая передать полноту власти над финансовым и экономическим в целом «климатом» в стране — бизнес-«элитам», приоритетами которых являются далеко не люди, а в первую очередь — прибыль и конкурентноспособность. Какие будут последствия, если люди с такой нравственностью возьмутся управлять экономикой?

В России (…) 20 крупнейших городов страны формируют 50 % нашего ВВП, и в дальнейшем тенденция к росту их удельного веса сохранится. (…) сохранение любой ценой экономически неэффективных малых городов и препятствование перетоку трудоспособного населения в крупные города может стоить нам 2—3 % экономического роста. Потому что крупные города в современном мире — заведомо более экономически эффективные и устойчивые субъекты по сравнению с теми, что завязаны на судьбу 1-2-3 предприятий»

— Это «непреодолимая глобальная тенденция»: позиция, высказанная главой Минэкономразвития Э.С. Набиуллиной на Урбанистическом форуме в Москве 08.12.2011

Для Карелии такая политика освоения территорий — приговор, как впрочем и для всей России, которая требует совершенно альтернативной политики расселения по территории населения мегаполисов. И указанная главой Минэкономразвития (!) тенденция не является непреодолимой, хотя её и раскручивают глобально, по той простой причине, что согнанным в мегаполисы населением легче управлять, легче психологически обрабатывать.

Роль государства — это настройка экономической системы на такой режим функционирования, при котором всей в обществе обеспечивалось удовлетворение естественных потребностей, при постоянном снижении цен на продукцию отраслей, что требует государственного планирования развития многоотраслевого народного хозяйства. А Мау предлагает отдать всё это бизнесу совершенно не понимая, что никакая «невидимая рука» рынка не способна управлять долгосрочным развитием общества.

Говоря про опыт СССР, Владимир Мау оценивает его негативно, хотя в отличии от управленцев, которых готовит РАНХиГС, советские управленцы особенно 30х—50х успешно решали практически все задачи, стоящие перед ними. Связано было именно в ориентацией советского человека на правильные ценности созидания, а не разрушения.

Журналист, который брал интервью, также задался вопросом — о каких собственно ценностях говорит ректор РАНХиГС, может ли университет придумать ценности на пустом месте, и более того, подчеркнул важную деталь, что университетское образование существовало в рамках библейской системы ценностей.

По нашему мнению на данный момент ровным счётом ничего не изменилось с тех далеких пор: российская система образования по-прежнему является частью западной библейской культуры в целом, именно по этой причине, если брать исконно русские ценности — совестливость, справедливость, то она на них не ориентирована. Отсюда ясно и то, почему науки нравственно выхолощены, и почему развитие техносферы оторвалась далеко вперёд от нравственности, а западная цивилизация является лидером на пути движения к самоликвидации человечества.

Владимир Мау ушёл от ответа на поставленный вопрос, пустившись в рассуждения об абстрактной свободе, также не давая её определения, а потом и вовсе перешёл к обсуждению технологий донесения информации.

Далее Мау сказал о том, что относится «к тем, кто считает, что есть мир с ценностями, а есть мир без ценностей». Тем самым открыто обозначив, что не владеет социологией. Все люди на планете, за исключением разве что «маугли», растут в определённой культуре, которая подобно гончару лепит их нравственность и мировоззрение. Следовательно те или иные ценности есть у каждого, а если их максимально обобщить, то мы придём к тому, что есть разрушительные ценности, а есть созидательные.

Непонимание ректором РАНХиГС очевидных вещей приводит к огульной критике СССР с его стороны, как системы без ценностей. А также непониманию того, почему многие молодые люди обращаются к советскому прошлому. Социализм действиельно провозглашал высокие идеалы построение справедливого общества, однако марксизм, как философская и полиэкономическая база для построения социализма не был пригоден, что и показала последующая практика хозяйствования. Кроме того Мау, доказывая неэффективность социализма, противопоставляет план и рынок, в частности «по Мау» нет необходимости выявлять контрольные параметры, которым можно оценить качество управления, поскольку человек обрекает себя «на игры с этими показателями».

Данное заблуждение также проистекает из того, что Мау не выявляет нравственную составляющую управления. А раз нравственность изначально не определена, то «по Мау» следует, что человек изначально будет лгать и «играть» с параметрами управления.

Какое решение проблемы предлагает Мау? Дать студенту возможность самоопределения, то есть возможность выбора какие предметы ему изучать, обеспечить мультидисциплинарность обучения. Особенно важными в системе обучения Мау считает именно гуманитарные науки, хотя их их роль по его мнению на данный момент принижена.

Более коротко и чётко принцип подготовки кадров в русле западной библейской культуры, которые долго и пространно излагал Владимир Мау, изложил академик, математик и экологист Никита Моисеев в беседе за «круглым столом» в «Горбачев-Фонде»:

Наверху (по контексту речь идет об иерархии власти) может сидеть подлец, мерзавец, может сидеть карьерист, но если он умный человек, ему уже очень много прощено, потому, что он будет понимать, что то, что он делает, нужно стране.

Иными словами мерзавец-дурак, способный наломать много дров, у власти быть не должен. Но осторожный мерзавец, который будет творить мерзости с оглядкой, так чтобы остальной мерзостной «элите» жилось спокойно и сытно, вполне приемлем.

Человек же, способный призвать «элиту» к отказу от мерзостей, будет воспринят ею как антисистемный фактор — на стадии мирной агитации за счастье для всех, а когда обратившиеся к праведности перейдут от мирной агитации к утверждению справедливости и осуществлению социальной гигиены, опираясь на поддержку не-«элиты», то это будет названо тиранией, фашизмом, тоталитаризмом и т.п.

Принципы кадровой политики, провозглашённый академиком Никитой Моисеевым и Владимиром Мау, в России утратили свою работоспособность. И возврата к ним не будет. Поэтому в России действительно будет выстроена новая система образования, в которой приоритетом будут не абстрактные ценности, а воспитание человека живущего по совести и несущего в мир справедливость, следствием чего станет добросовестный труд на благо общества.